— Имя девки! Быстро! — рявкнул Артем.

— Да не знаю я ничего! — окрысился Мерцалов. — Говорили только, что она безбашенная, сумасшедшая какая-то девка. И замужем за серьезным человеком, к тому же…

Мысли Вадима вдруг выстроились в одну логическую цепочку. Откровения сына художника, вся их ужасающая правда пригвоздили его к земле. А потом пришло воспоминание, мысленный намек…

Детская игрушка из комода. Ленточка на шее мишки. Он боялся на этого мишку смотреть.

— Картина! — вдруг крикнул Вадим. — Где картина? Вы ее видели? Что за картина была?

Молчание… и красная комната перед глазами…

— Какая картина?! Что ты несешь! — зашипел Артем. Он вдруг решил, что его друг сходит с ума.

— Простите, любезный? — Мерцалов был явно заинтересован вопросом.

— Картина, которую ваш отец писал в своей студии-кладовке в тот момент, когда София убивала свою дочь, — спокойно пояснил Вадим. — Вы знаете, что это за картина? Вы ее видели? Фото картины было вложено в дневник?

— Откуда вы знаете, что в дневнике был снимок? — Мерцалов выпучил глаза просто до неприличных размеров. — Откуда? Что это значит?

— Я догадался, что снимок картины должен быть в дневнике, она слишком важна, — так же спокойно пояснил Вадим.

— Да, есть эта картина… вернее, ее фото. Странно, что вы заговорили об этом, — Мерцалова передернуло. — Я продал оригинал этой картины буквально пару лет назад. Я нарушил волю отца. Он не хотел, чтобы я ее продавал. Но предложение было таким выгодным, что я не смог отказаться. Покупатель, кстати, из вашего города. Крупный бизнесмен, очень богатый.

— Я догадываюсь, кто купил картину, — кивнул Вадим. — Ее купил Самир Баракзаев.

— Если у вас есть информация обо всем, какого черта вы разыгрываете эту комедию? — рассердился Мерцалов.

— Я догадался, — сказал Вадим, — логическим путем. Я знаю, почему он купил эту картину. Вернее, для кого. Показывайте!

Мерцалов поднес к камере цветной снимок, на котором отчетливо, ярко, безудержно проступали все оттенки распустившейся листвы изумрудного цвета — от нежно-салатовых и болотных до изумрудно-зеленых. Зрелище было необычайное.

— Эта картина называется «Моя семья в изумрудных тонах», — пояснил Эдуард, — но на самом деле издалека на ней ничего нельзя разобрать. Фигуры людей очень расплывчатые.

— Сколько на картине фигур? — уточнил Вадим.

— Пять. Четыре фигуры рядом — отец, его жена София и две дочери. Они держатся вместе. Ужасно! — вздохнул Мерцалов. — Пятая фигура отдельно, она словно реет над ними. Видите, сверху, образ как будто размытый? Это…

— Кровавая Графиня! — вставил Вадим.

— Я вижу, вы очень хорошо изучили семью отца, — недобро прищурился Эдуард, — знаете почти всю ее историю.

— Нет, не всю, — Вадим покачал головой. — Впрочем, нетрудно было догадаться, что Кровавая Графиня — бич Божий, карающий меч. Поэтому она и парит в воздухе.

— Возможно, — кивнул Мерцалов. — Про эту картину я еще знаю то, что отец забрал ее с собой в Америку, но отказывался продавать. Он запер ее в темном чулане, повернув изображением к стене, и никогда на нее не смотрел. Она действительно выглядит странной.

— Кто больше всех любил зеленый цвет? — спросил Артем, с трудом ориентировавшийся в их странном разговоре. — Ваш отец?

— Нет! — Мерцалов резко качнул головой, словно возмутившись. — Сразу видно, что вы не видели его картин! У отца больше нет ничего подобного. Никаких изумрудных тонов!

— Зеленый цвет любила его дочь, Мария, — предположил Вадим.

— Вы… да вы просто… Откуда вы можете это знать?! — Мерцалов потерял дар речи.

— Она игрушки зеленого цвета всегда выбирала — вот это и запомнил ваш отец, — сказал Вадим и вдруг почувствовал себя невероятно усталым. Ему было очень трудно объяснять очевидные вещи мало что понимающим людям.

— Я не знаю, как вы это делаете, — Мерцалов теперь уставился на него с плохо скрытой неприязнью, — но вы как будто прочитали весь дневник! Откуда вы можете это знать?

— Я не читал дневник, — сказал Вадим.

Изумрудное яркое пятно невероятного, никогда прежде не виданного оттенка до сих пор стояло у него перед глазами…

Разговор был скомкан, закончен и ушел в прошлое навсегда. На сказанном была поставлена окончательная бесповоротная точка.

— Может, объяснишь? — сказал Артем, когда компьютер был выключен и они остались одни.

— Не сейчас, — Вадим устало покачал головой. — Прости, я сейчас не могу этого сделать. Потом. Обязательно.

— Ты ведешь себя так, будто что-то знаешь, — Артем с подозрением уставился на друга.

— Я знаю, кто убил всех этих детей и почему он это сделал, — сказал Вадим.

— И кто же? В чем разгадка?

— В пятне зеленого цвета, в картине.

— Ты так говоришь, будто…

— Мне очень жаль этого человека, — проговорил Вадим, — но я боюсь, что ты этого не поймешь.

— Ладно. Хочешь говорить загадками — говори, все равно потом все объяснишь!

Артем сердито хлопнул входной дверью. Вадим остался один.

Он бросился в спальню, открыл ящик тумбочки и достал игрушку. Нестандартная, явно не отсюда, ленточка была изумрудно-зеленой. Вадим с горечью провел пальцами по шелковистой поверхности ленты. Ему хотелось плакать.

Он взял телефон, набрал номер. Сотрудник компьютерной фирмы приехал прямо на квартиру через полчаса. Вадим передал ему ноутбук Джин.

— Вы поаккуратнее с информацией — я хочу посмотреть, что там, — сказал Вадим. — И все сайты, на которые она заходила, все контакты, вся переписка…

В аккуратности сотрудников этой хитрой фирмы можно было не сомневаться. Они не раз с успехом выполняли самые сложные задания.

Вадим остался один.

Он вошел в красную комнату, открыл папку с рисунками Джин: черно-белые отложил в сторону и принялся внимательно рассматривать цветные. Скоро перед ним образовались две неравные стопки: огромная — черно-белые рисунки — и совсем немного цветных.

Цветные рисунки были яркие — удивительно яркие. На всех рисунках было изображено одно и то же…

Полчаса Вадиму понадобилось на то, чтобы узнать домашний адрес Баракзаева. Он даже просмотрел в интернете панораму дома. Элитная новостройка. Супершикарный район.

Вадим решил отложить все до утра, когда цвета станут по-настоящему яркими и правда подтвердится. Тщательно прикрыв дверь в красную комнату, Вадим не раздеваясь улегся на кровать в спальне и даже обувь не снял.

Ярко-изумрудная лужайка перед домом Самира Баракзаева слепила глаза. Вадим остановился напротив этого зеленого круга. Ужасающая правда сияла перед ним во всей красе. Вадиму чудился силуэт женщины — женщины, забыть которую ему не суждено никогда.